Статьи

Версия для печати

Все статьи | Статьи за 2008 год | Статьи из номера N1 / 2008

Средневековые истоки современной корпоративной культуры

Арнаутова Ю.Е.,

д-р ист. наук,
ведущий научный сотрудник ИВИ РАН

«Организация – это сложный организм.
Основой его жизненного потенциала является
организационная культура: то, ради чего люди
стали членами организации; то, как строятся
отношения между ними; то, какие устойчивые
нормы и принципы жизни они разделяют...
А.С. Виханский, А.И.Наумов

Эта цитата взята мною из произвольно выбранного учебника менеджмента: поскольку представители разных гуманитарных дисциплин, скорее всего, дадут свое определение современной корпоративной культуры, я воспользовалась определением, принятым в кругу тех, кто сегодня изучает специфическую культуру групп и организаций с целью управлять ею. В этом определении – если перейти на язык социальной истории – речь идет о факторах, конституирующих социальные группы, о форме связи в них индивидов, о ценностях и нормах, в которых выражаются цели группы, об их ритуалах, традициях, особенностях внешней репрезентации, манифестирующих групповую идентичность. Эти же вопросы постоянно дискутируются применительно к средневековым корпорациям – гильдиям, цехам, братствам, а ответы на них приводят, на первый взгляд, к довольно парадоксальному предположению: истоки корпоративной культуры нынешних организаций следует искать не в начале эпохи Современности, а в раннем Средневековье.

Разделяемое многими поколениями историков мнение о том, что свободный «союз» («ассоциация», «корпорация») как современный тип общественного объединения возникает в конце так называемой эпохи ancien regime, после декорпорации общества на исходе XVIII в., и являет собой отражение специфического «сдвига модернизации» и «процесса индивидуализации» [2], пару десятилетий назад было оспорено именно медиевистами <1>. Потому что структурные элементы современного «союза» (принцип добровольности, тенденция к социальному равенству, формирование автономного регулирования его структуры и деятельности через формализацию, институционализацию и дифференцирование функций) можно обнаружить уже в тех средневековых общественных объединениях, которые возникают и существуют не на основе родства, а на основе согласия и договора [6, S. 43]. Именно в таких группах свойственная им специфическая культура выходит на первый план: особенно ярко проявляется взаимообусловленность норм и представлений о мире, обществе, о самой группе и порожденных всем этим «объективаций» – будь то произведения искусства, символы, ритуалы и институты или же просто «формы организации жизни». Поэтому речь далее пойдет о средневековых гильдиях как типе социальных групп, культура которых открывает обширное поле для проведения исторических параллелей с днем сегодняшним.

<1> Анализ дискуссий см.: [6, S. 1-44].

«Из понятия корпорация видно, что субъектом интересов в ней является группа <…> Корпоративная организация берет на себя ответственность за своих членов» [1, S. 378].

Гильдии появляются в Западной Европе очень рано, уже в начале VI в. Их можно определить как объединения в сообщество «с целью взаимной защиты и помощи, религиозной и общественной деятельности, а также профессионального и экономического содействия их членам» [4], где «конечная причина единения состояла в свободной воле объединившихся» [5]. Это находило выражение во взаимно приносимой клятве, поэтому гильдии еще называют conjurationes – объединения на основе клятвы. Никакой специальной символической функции такая клятва не имела: она не сопровождала правовую сделку, а сама была ею, и в этом смысле репрезентировала согласие и заключенные на его основе договорные связи. И, конечно, она объединяла поклявшихся на будущие времена – и тем самым предопределяла все стороны их деятельности.

Посредством принесения клятвы гильдия утверждала себя как группу относительно своего окружения, что означало не только совместную реализацию групповых интересов – будь то поддержание мира в округе или монополизация местного рынка, но и защиту жизни и интересов каждого отдельного ее члена. В разные периоды Средневековья это проявлялось поразному – от известной из уставов английских и датских гильдий обязанности кровной мести за убитых товарищей до выдачи ссуды для ведения дел или поддержки при нетрудоспособности.

В раннее Средневековье объединение в гильдии во многом было обусловлено ситуацией социальной дезорганизации и порождаемых ею конфликтов. В Каролингской империи преобладающим типом были так называемые местные гильдии, куда входили миряне и священники, мужчины и женщины, свободные и зависимые. Эти гильдии боролись против разбоя, организовывали вооруженные отряды для обороны от внешних врагов (например, от норманнов) и, таким образом, служили поддержанию «общественного порядка» в те периоды, когда король и его графы (а также епископы) больше не могли обеспечивать мир и стабильность. С каролингскими местными гильдиями находятся в родстве английские гильдии XXI столетий, датские гильдии XIIXIII вв. и швейцарские сельские товарищества.

Социально-исторические и экономические изменения XI и XII столетий привели к возникновению специфически профессиональных объединений – гильдий купцов и цехов ремесленников. Расцвет юриспруденции, теологии, философии с XII в. нашел выражение в universitates магистров и студентов. В позднее Средневековье в гильдии объединялись священники и дьяконы, лекари и банщики, стрелки и паломники, нищие и прокаженные, возникали религиозные братства и товарищества соседей: гильдия стала организацией «для многих». Здесь речь идет уже в большей степени если не о конфликте, то об известной степени противостояния разных средневековых «культур» с их системами ценностей и отношением друг к другу – культуры conjuratio, связанной групповыми целями новых профессиональных объединений, и культуры окружающего ее сословного общества.

На протяжении всего Средневековья объединения на основе клятвы были индикаторами и факторами социального процесса нарастающей модернизации. Они не просто репрезентировали начала экономики разделения труда с прогрессирующей дифференциацией видов деятельности и профессий, которая обусловила возникновение новых слоев общества. Эти объединения представляли инструмент, посредством которого индивиды – часто под давлением нужды и в ситуации общественного конфликта – вступив в союз с себе подобными достигали целей, удовлетворяли социальные, религиозные, экономические и культурные потребности, приспосабливались к новой исторической ситуации. Сама идея клятвенного соглашения о взаимопомощи сыграла, таким образом, историческую роль. В обществе, в котором хотя и есть «государство», но нет монополии на легитимную власть к принуждению, то есть в обществе с переплетением конкурирующих легитимностей, такая клятва создавала правопорядок, безопасность и мир для круга тех, кто обменялся ею. То, что не могло быть гарантировано «сверху», по принуждению институтов власти, обеспечивалось «снизу» договором и согласием, а затем социальным давлением, которое такой институционализированный договор оказывал как на внутреннюю, так и на внешнюю среду [6, S. 89].

«Содержание организационной культуры представляет собой не простую сумму разделяемых членами организации предположений, а то, как они связаны между собой и как они формируют определенные образцы поведения» [1, S. 536].

При всем феноменологической многообразии форм средневековых conjurationes предметом договора в них всегда было одно – «общественно ориентированные действия» (Макс Вебер), социальное поведение, базирующееся на разделяемых всеми членами группы ценностях и нормах. Главной нормой в гильдиях является взаимность. Взаимная клятва создавала паритетные связи, отношения равенства и братства, а значит – мира и милосердия. Мир понимался здесь не только как отказ от насилия, но и в общесоциальном смысле как особая форма общежития, отношения взаимосвязанности в мыслях и на деле.

На практике гильдейская норма «взаимности между равными» получила выражение в принципе добровольности членства и кооптации, в самоуправлении и создании собственной юрисдикции, в выборности должностных лиц, в принципе большинства при принятии решения, в правовых фигурах делегации и представительства.

Результатом клятвенного объединения как формы контракта между отдельными субъектами права является фиксируемое в гильдейских уставах правовое образование особого рода – voluntas, «произвол» (в старинном значении этого слова – как «самовластие»). На основе «выговоренных» (Макс Вебер) ценностей и норм группа объявляет обязательными некоторые принципы своей жизни и сама подчиняется этим требованиям. Это созданное людьми сознательно, «установленное» или уставное право, действие которого распространяется на отдельную территорию или на отдельных лиц, в известном смысле противостояло праву общепринятому – lex, воспринимаемому современниками как часть установленного Богом миропорядка. Именно «особое право» гильдий, voluntas, стало, как известно, важной предпосылкой формирования права современного, первым «корпоративным правом».

Высший орган гильдии – совокупность ее членов, общее собрание гильдии. Оно созывалось многократными ударами колокола, служившего одновременно символом conjuratio. Оно избирало одного или нескольких председателей и членов гильдейского суда. Как видим, уже очень рано появляется практика делегирования власти. Пребывание чиновников на посту обычно ограничивалось во времени, что делало возможной их постоянную смену. Другая важная характеристика выборов в гильдии состояла в том, что они не носили «типично средневекового» трансцендентного характера. Если избранный отклонял свое избрание, его наказывали довольно высоким денежным штрафом, а при упорствовании в отказе исключали из гильдии, то бишь лишали возможности дальнейшей профессиональной деятельности. В строгости этих санкций отражается сущность самого процесса выборов: выборы были выражением воли членов гильдии, а не высшей Господней воли, как это предполагается при выборах короля или епископа, и в этом смысле являлись не более чем соглашением ее членов, на время передававших руководящие полномочия кому-либо из своих рядов.

Эта практика кажется сегодня чрезвычайно современной. Но поразительнее то обстоятельство, что все эти формы социально-правовой деятельности не были изобретением философов или юристов XIIXIII столетий, а родились в лоне повседневной жизни, в основанных на согласии и договоре сообществах.

«…ценностные ориентации передаются индивидам через «символические» средства духовного и материального внутриорганизационного окружения» [1, S. 531].

Помимо клятвы конституирующим гильдию как социальную группу элементом следует считать совместную трапезу – гильдейский пир. Финансируемое из общей кассы обильное застолье, сопровождаемое играми, сценическими представлениями, пением, регулярно собирало вместе всех членов гильдии, помогало ощутить им свое единство. Совместная еда и возлияния – важнейшая форма социального общения в доиндустриальном обществе. Но гильдейская трапеза, на которой всякий раз зачитывались вслух пункты устава, была еще и способом постоянного воспроизведения основной духовной нормы conjuratio – идеи христианского братства. Эта же идея манифестировалась в совместном богослужении и в обычае раздавать после него милостыню. Братская любовь (fraterna dilectio) была нормой не только в отношениях между членами гильдии, но и в отношении ко всем нуждающимся. Поэтому разного рода благотворительность – от милостыни до учреждения госпиталей – была существенной стороной общественной деятельности гильдий.

Особой формой гильдейского пира была поминальная трапеза. Культ мертвых и поминки означали не просто взаимную связь и поддержку между живыми и умершими членами группы, а уходили корнями в идею «реального присутствия» поминаемых персон: называние имени покойного в кругу живых было равнозначно его присутствию. Участвуя в ритуалах поминовения мертвых (memoria) – в бдении у гроба, церковном погребении, поминках и ежегодном литургическом поминовении – социальная группа снова и снова осознавала и репрезентировала себя как группу.

Но память о мертвых – это еще и память о прошлом. Традиция общих для членов группы воспоминаний помогает ей сформировать свой образ, создает групповую идентичность, одновременно является и способом манифестации этой идентичности вовне. «Группа есть то, что она о себе помнит» <2>, и эта память легитимирует само ее существование, обеспечивая воспроизведение групповых ценностей и норм, подтверждая стабильность и длительность ее существования во времени – основные структурные признаки социальной группы. В гильдиях память о прошлом не имеет того абсолютно первостепенного значения, которым она наделяется в группах, связанных кровным родством, например, в аристократических родах, где память о великих предках свидетельствует о древности и, следовательно, благородстве рода, тем самым оправдывая его претензии на власть. Однако и гильдии тщательно хранили память о своей истории, поэтому их уставы и списки членов обычно заносились в литургические книги, а «великого предка» заменял святой патрон. К этому патрону возводился изначальный этап истории группы, своей персоной он как бы узаконивал ее место в божественном миропорядке, перенимая на себя роль не только небесного покровителя, но и объекта групповой, часто также профессиональной идентичности [8].

<2> Подробно эта идея развивается Я. Ассманном [7]

Стремление гильдий иметь собственную традицию памяти самым непосредственным образом проявлялось в том, как они создавали ее и сохраняли для будущих поколений (и для будущей славы! ведь память и слава, memoria и fama, нераздельны) в ритуалах, текстах, памятниках мемориального характера. Особенно показателен феномен fundatio – практика «учреждения на собственные средства», современной формой которой стали разного рода благотворительные фонды крупных корпораций. Сюда же можно отнести и меценатство. Гильдии строили свои церкви и капеллы, создавали приюты и богадельни, за право разместить в городском соборе свои знамена они финансировали его ремонт или переоснащение, заказывая и оплачивая статуи святых, оконные витражи. Так возникали «объективированные формы» культурной памяти, в которых группа заявляла о себе, о своем месте в обществе.

Перечень подобных примеров можно продолжить, и читатель легко найдет в них общие черты с жизнью сегодняшних корпораций. Разумеется, я далека от мысли утверждать, что современные корпорации выросли из средневековых гильдий. Моей целью было лишь показать фундаментальное типологическое сходство этих культур, потому что корпоративная культура как «тогда», так и «теперь» – это форма жизни в сообществе, основанном на контрактных отношениях, на взаимности.

Материалистическое мышление привычно придает экономическому фактору первостепенное значение. Поэтому понятие «средневековая корпорация» ассоциируется у неспециалистов с «гильдиями купцов» и «цехами ремесленников», а современные корпорации – с «хозяйственными субъектами» и «юридическими лицами». Однако гильдия как сообщество, основанное на клятве о взаимной помощи и поддержке, возникает за пол-тысячелетия до узкопрофессиональных объединений. Не экономические интересы, а именно клятва – «наиболее универсальная форма всех договоров о братстве» [9], а значит, всех форм контракта – вызвала к жизни особый тип социальных групп, движимых идеей братства, «с причудливым сочетанием альтруизма и группового эгоизма, принципа эгалитарности и экслюзивности» [10]. Здесь стоит поразмыслить над последствиями того, что в течение столетий множество людей жило по этим нормам и сформировало на их основе принципы индивидуальных и общественных действий.

Хозяйственные, правовые, политические, религиозные аспекты в жизни средневековых корпораций переплетались, поэтому каждое проявление их групповой культуры – это всегда «тотальный социальный феномен» (Марсель Мосс). Принцип «тотальности» с известными оговорками сохраняется и для современной корпоративной культуры. Кроме того, именно в лоне средневековой культуры conjuratio родились принципиально новые, устанавливаемые «снизу» согласием и договором формы права и мира, которые следует рассматривать как первый опыт решения проблемы конструктивного преодоления конфликтов – проблемы, обретшей особенное значение в современном плюралистическом обществе.

ЛИТЕРАТУРА

1. Виханский О.С., Наумов А.И. Менеджмент: учебник. – М., Экономистъ, 2006. – С. 530, 531.
2. Nipperdey Th. Verein als soziale Struktur in Deutschland im spaten 18. Und fruhen 19. Jahrhundert / Idem. Gesellschaft, Kultur, Theorie. Gottingen, 1976. S. 174-205 (S.174).
3. Oexle O.G. Die mittelalterlichen Zunfte als Forschungsproblem. Ein Beitrag zur Wissenschaftsgeschichte der Moderne // Blatter fur deutsche Landesgeschichte. 1982. Bd. 118. S. 1-44.
4. Stradal H. Art. «Gilde» // Handworterbuch zur deutschen Rechtsgeschichte / Berlin, 1971. Bd. 1. Sp. 1688.
5. Gierke O. Das deutsche Genossenschaftsrecht. Berlin, 1868. Bd. 1: Rechtsgeschichte der deutschen Genossenschaft. S. 221.
6. Oexle O.G. Gilde und Kommune. Uber die Entstehung von «Einung» und «Gemeinde» als Grundformen des Zusammenlebens in Europa // Theorien kommunaler Ordnung in Europa / P.Blickle (Hg.). Oldenbourg, 1996. S. 75-97 (S.89).
7. Assmann. J. Das kulturelle Gedachtnis. Schrift, Erinnerung und politische Identitat in den fruhen Hochkulturen. Munchen, 1992. S. 10-12.
8. Арнаутова Ю. Memoria: «тотальный социальный феномен» и объект исследования // Образы прошлого и коллективная идентичность в Европе до начала Нового времени. Под ред. Л.Репиной. М.: Кругъ, 2003. С. 19-37.
9. Weber M. Wirtschaft und Gesellschaft. Tubingen, 1972. Studienausgabe: 5.Aufl. S. 402.
10. Oexle O.G. Die mittelalterlichen Gilden: ihre Selbstdeutung und ihr Beitrag zur Formung sozialer Strukturen // Miscellanea Mediaevalia. Bd. 12/1: Soziale Ordnungen im Selbstverstandnis des Mittelalters. 1979. S. 203-226 (S. 216).

 

Отдельные номера журналов Вы можете купить на сайте www.5B.ru
Оформление подписки на журнал: http://dis.ru/e-store/subscription/



Все права принадлежат Издательству «Финпресс» Полное или частичное воспроизведение или размножение каким-либо способом материалов допускается только с письменного разрешения Издательства «Финпресс».