В каждый момент времени российская система управления пребывает в одном из двух состояний — или в состоянии стабильном, спокойном, или же переходит в нестабильный, аварийный, кризисный режим работы. В стабильном состоянии управление осуществляется неконкурентными, административно-распределительными средствами. С переходом к нестабильному состоянию стиль действий всех управленческих звеньев коренным образом меняется. Система управления становится агрессивно-конкурентной. Но эта конкуренция имеет мало общего с конкуренцией в западном понимании, поэтому она и не кажется таковой. Создается обманчивое впечатление, что в нестабильном состоянии российская система управления подавляет конкуренцию точно так же, как и в стабильном.
Классическое западное общество основано на конкурентной борьбе независимых хозяйствующих субъектов. В современных условиях, под воздействием государственного и общественного регулирования, западные системы управления занимаются как бы «администрированием конкурентов». Государство и общество неконкурентными, преимущественно административными методами регулируют отношения между конкурирующими друг с другом и внутри себя хозяйственными, политическими, социальными ячейками: фирмами, религиозными конфессиями, научными и художественными течениями, политическими партиями и общественными движениями. Внутри этих ячеек тоже господствует конкуренция между подразделениями и между работниками, осуществляемая через системы оплаты труда, механизмы предоставления заказов, найма на работу, технологии продвижения по службе и т.д. Неконкурентное по своей сути государственно-общественное администрирование регулирует отношения между конкурентами. Поэтому западное управление и можно назвать «администрированием конкурентов».
Российская модель управления всвоем нестабильном состоянии занимается вещами прямо противоположными. Онанавязывает низовым ячейкам «конкуренцию администраторов». В России внутрикаждой базовой, так называемой кластерной единицы — в цехе, в команде, в фирме,в воинской части — отношения преимущественно неконкурентные. А между собойкластеры связываются уже конкурентными отношениями. Это совершенно другой типдеятельности — «конкуренция администраторов». Данный вид конкурентной борьбыдействует значительно сильнее, чем западная конкуренция, он ускоряет всепроцессы, отличается неизмеримо большей жесткостью и за меньший срок достигаетбольшей силы конкурентного воздействия.
Если в западной системеуправления офицер не достигает требуемого результата, то он проигрывает вконкурентной борьбе с сослуживцами, его не повышают по службе или выгоняют вотставку. В России при нестабильном, аварийном режиме функционирования системыуправления офицера, часть которого не сумела взять высоту или провалила инуюоперацию, могут просто отдать под трибунал и расстрелять. Такой подходобеспечивает высокие темпы естественного отбора способных управленцев. Приколоссальных человеческих жертвах быстро достигается необходимый результат.
Вспоминает нарком нефтянойпромышленности, впоследствии председатель Госплана СССР Н.К. Байбаков:
«Меня вызвал Сталин. Будничным голосом говорит:
— Товарищ Байбаков, Гитлер рвется на Кавказ. Он объявил, что еслине захватит нефть Кавказа, то проиграет войну. Нужно сделать все, чтоб ни однакапля нефти не досталась немцам. Поэтому я вас предупреждаю: если вы оставитехоть одну тонну нефти, мы вас расстреляем. А если уничтожите промыслы, а немецне придет, и мы останемся без горючего, мы вас тоже расстреляем… Летите ирешайте вопрос на месте» [3]. Аналогичным образом (с поправкой на более мягкиенравы досоветской эпохи) поступали наиболее результативные военачальникипрошлого. Например, генерал Скобелев за выполнение задания обещал крест, а занесвоевременное выполнение — арест [24, c. 318].
Примером того, как достигаетсярезультативность в нестабильном режиме работы системы управления, может служитьрусская армия в конце XVIII—начале XIX веков (вероятно, эта армия была наиболеебоеспособной за всю историю России). Почему войска были квалифицированными,дисциплинированными и абсолютно не боялись опасности? Потому что собственныйофицер или унтер-офицер был для солдат большей угрозой, чем неприятель.Вероятность погибнуть от палок, от удара прикладом со стороны старшего иподобных причин была большей, чем угроза гибели в сражении. «А уж палками —недели не проходило, чтобы не забивали насмерть человека или двух из полка»[26, c. 219], — вспоминает старый солдат в почти документальном рассказе ЛьваТолстого «Николай Палкин». Бояться надо было не врага в бою, бояться надо былосвоего начальства, всей системы армейской надо было бояться. Элементарноневыгодно было быть плохим солдатом — дисциплинированный и смелый солдат имелбольше шансов выжить.
«Петр I наставлялвоеначальников пресекать панику в войсках — «чтоб крику не было во время боя».Он предупреждал: «А ежели в которой роте или полку учинится крик, то безвсякого милосердия тех рот офицеры будут повешены. А офицерам дается такаявласть: ежели который солдат или драгун закричит, тотчас заколоть до смерти,понеже в сем дело все состоит» [24, c. 15]. В составленном Петром морскомуставе написано: «Все воинские корабли Российские не должны ни перед кемспускать флаги …под страхом лишения живота» [4, c. 147]. По тому же принципусуществовали с петровских времен вплоть до Великой Отечественной войнызаградительные отряды. Солдат должен был знать, что если он пойдет в атаку, унего есть шанс выжить, а если будет отступать — нет.
Аналогичным образом, в условияхплановой экономики угроза санкций со стороны вышестоящих организаций должнабыть для менеджера более реальной и суровой, чем угроза потери доли рынка иснижения прибыли в условиях рыночной экономики. Тогда плановая экономикаотносительно результативна. То есть директор советского завода (начальник цеха,мастер, рабочий) должен был иметь веские причины беспокоиться о производстве вбольшей степени, чем его западные коллеги. При нестабильном состоянии системыуправления так оно и было, и тогда плановая экономика была результативной (засчет хищнического использования ресурсов).
Во времена индустриализации репрессировали за неосвоениекапиталовложений, невыполнение планов, малейшее нарушение в технологии икачестве. «В 1927 г. органами ОГПУ было дано предписание усилить репрессии захалатность, непринятие мер охраны и противопожарной безопасности. Небрежностькак должностных, так и всех прочих лиц, в результате халатности которых«имелись разрушения, взрывы и прочие вредительские акты», приравнивалась кгосударственному преступлению. ОГПУ предоставлялось право рассматривать вовнесудебном порядке, вплоть до применения высшей меры наказания, дела подиверсиям, поджогам, порче машинных установок и т.п., совершенных как «со злымумыслом», так и без него. Халатность и небрежность возводились в ранггосударственных преступлений» [20, c. 19].
Именно так в СССР создавалосьатомное оружие и многие другие научно-технические разработки — в бериевскихшарашках, где неконкурентные, артельные отношения внутри лабораторийконтрастировали с жесткой конкурентной борьбой, фактически борьбой завыживание, между лабораториями. В условиях конкуренции между кластерами самиэти низовые звенья работают результативнее, и все отношения внутри кластераподчинены необходимости решить коллективную задачу. В условиях нестабильногорежима функционирования системы управления каждый руководитель низового звена —бригадир, лейтенант, цеховой мастер, капитан судна, режиссер — совершенно иначеорганизует работу своих подчиненных, иначе дает задания, иначе спрашивает зарезультат, потому что знает, что он сам погружен в конкурентные отношения, и вслучае провала его как минимум выгонят с работы, а могут и посадить.
Вот как формулирует своюидеологию управления одна из современных преуспевающих фирм: «Система внутрифирмы должна быть жестче, чем снаружи, тогда фирма крепче. Это значит, чтоконкуренция внутри должна быть суровее, чем за пределами предприятия, отношения— более жесткими, система поощрений и наказаний — более четкой. То, за чторынок наказывает рублем, внутри фирмы должно наказываться червонцем. А когдафирма внутри себя испытывает давление большее, чем давление внешней среды, она,согласно законам физики, расширяется, захватывая новые территории, предприятияи денежные потоки» [22, c. 26—27].
Известно, что в ходеестественного исторического отбора побеждают те общества, которые умеют раньшераспознать конкурентные преимущества. Прогресс идет быстрее там, гдепреуспевающие хозяйственные ячейки быстрее подавляют конкурентов и захватываютрыночную долю отстающих. Русская система управления в своем нестабильномсостоянии, в условиях «конкуренции администраторов», отличается более раннимраспознаванием преимуществ, чем классическая западная конкуренция.
Для того чтобы в середине ХХвека на Западе предприятие, более передовое по технологии и менеджменту,захватило рынок, необходимо время, пока потребители оценят продукцию как болеекачественную и дешевую, пока оптовики начнут закупать у них продукцию в большемколичестве, пока розничные торговцы начнут продвигать этот товар и убедятпокупателей в его достоинствах, пока покупатель распробует, пока закончатсядлительные процессы заключения и перезаключения контрактов по окончаниифинансового года, пока преуспевающее предприятие убедит банкиров, что именноему надо дать кредит на развитие производства, пока банкиры дадут кредиты тем,кто лучше, а не тем, кто хуже, — это длительная процедура.
В нестабильной жеаварийно-мобилизационной системе управления в СССР середины ХХ века данныезатраты времени не требовались. Если какое-то предприятие на начальном этапепоказывало лучший результат, его продукция была лучше по техническимпараметрам, лучше динамика снижения себестоимости, то «рыночная доля» данногозавода увеличивалась автоматически. Директора этого предприятия назначаютзаместителем министра, на завод проливался золотой дождь государственныхинвестиций, а руководителей отстающих предприятий выгоняли или репрессировали.В более позднюю эпоху, в 70—80-е годы, увеличение доли передовых предприятийпроисходило за счет присоединения к ним как к головным предприятиямпроизводственных объединений менее успешных заводов и фабрик. Все это делалосьбыстро, волевым решением.
Примером может служить развитиенефтедобычи. До войны нефти добывалось 33 млн тонн в год. К концу войнынефтедобыча упала до 19 млн тонн. Н.К. Байбаков к 1946 г. стал наркомомнефтяной промышленности южных и западных районов СССР. Он вспоминает:
«В феврале 1946 г. большая речьСталина: анализ состояния экономики, расчет перспектив. Но когда я услышал:довести добычу нефти до 60 млн. тонн, поверьте, волосы на голове зашевелились.На следующий день я позвонил Берии, чтоб выяснить, откуда такие директивы, чьирасчеты? Берия отвечал в своем стиле: сказано — исполняй! И это было исполнено!Через 10 лет в СССР добывалось уже 70 млн. тонн.
Я сказал Сталину:
— Для этого нужно развиватьбазу «второго Баку», необходимы немалые капиталовложения, материальные ресурсы,привлечение рабочей силы.
— Хорошо, — ответил Сталин, — изложите конкретные просьбы вписьменной форме. Я скажу Берии.
Он набрал по телефону номер.
— Лаврентий, все, что попросит т. Байбаков для развития нефтянойпромышленности, надо дать» [3].
В приведенном выше случаенефтяная промышленность получила приоритет, в ее пользу были перераспределеныресурсы каких-то других отраслей, поставлены жесткие задания. И требуемыйрезультат был достигнут. В демократической стране с рыночной экономикой длядостижения такого же результата пришлось бы ждать, пока почувствуется нехватканефти, ждать, пока нехватка нефти вызовет рост цен на нее, затем ждать, пока входе межотраслевой конкуренции нефтедобывающие компании за счет ценовогопреимущества покажут лучшие, чем фирмы других отраслей, финансовые результаты,затем ждать, пока инвесторы решатся перевести капиталы из других отраслей внефтедобычу, пока советы директоров нефтяных корпораций убедят акционеровтратить прибыль не на дивиденды, а на капиталовложения, и так далее.
В русской модели управления нанестабильной фазе ее развития процесс перераспределения ресурсов междуотраслями перескакивает через перечисленные выше этапы. За долгие столетияуказанный подход к конкуренции как к борьбе за волевое перераспределениересурсов вошел в плоть и кровь русской модели управления, въелся в стереотипыповедения людей. Даже в такой, казалось бы, деликатной сфере, как наука иискусство, как только намечается какое-либо новое направление в живописи, влитературе, в музыке или театре, то сторонники этого направления сразу жеобразуют замкнутую секту и начинают отчаянно враждовать с другиминаправлениями, поносить их последними словами, бороться за внимание аудиториивсеми дозволенными и недозволенными средствами. С самого начала они ведут себяагрессивно, как волчата.
Вообще-то в науке сам за себядолжен говорить результат — открытия и публикации, в литературе — тиражижурналов, в искусстве — аншлаги и очереди в кассы. Но наши литераторы,художники, артисты, ученые почему-то не ждут, когда публика придет к ним ипризнает их успех. Они сбиваются в стаи-кластеры и с первых шагов доказывают,что их учение, их направление, их школа являются единственно верными иправильными, и большую часть сил тратят не на то, чтобы творить самим иутверждать свое научное или художественное направление, а на то, чтобы задавитьконкурирующие школы, тратя время и силы на публицистическую, административную иполитическую борьбу с ними.
«У русских футуристовсуществовало совершенно маниакальное предубеждение, что нельзя создать ничегонового, не убрав с дороги старое. Чтобы свободно творить, им нужна была Сахаравместо культуры. Эта мания с ниспровержением кумиров отнюдь не была невинной.По признанию современников, Малевич входил в группу специалистов, предлагавшихуничтожить Кремль, Собор Василия Блаженного и Большой театр как окончательноустаревшие здания. «Я живу в огромном городе Москве, — писал Малевич в 1918 г.,— жду ее перевоплощения, всегда радуюсь, когда убирают какой-нибудь особнячок,живший еще при алексеевских временах» [21, c. 71].
А уж какие формы приобреталаборьба в России научных школ, когда одно направление полностью истреблялодругое (при Сталине — физически). Какую пустыню Лысенко оставил после себя вбиологии! Да почти в любой науке после жестокой взаимной войны была объявленаединственно верной какая-то одна школа, остальные преследовались.
Те же тенденции прослеживалисьи в литературе, и в музыке, и в живописи. И сейчас художники (по крайней мере,в столице и крупных городах) не могут существовать, не участвуя в борьбегруппировок и школ. «В выставочном зале МОСХа на Кузнецком мосту открыласьежегодная выставка молодых художников. …Работы разбрелись по большому залу, какпо избе, по четырем углам… Это — четыре всегда противостоящие друг другумосковские школы живописи и рисунка, сходящиеся только на ристалищах летнихвыставок. Схватки командные — бьются не личности молодых художников, не ихиндивидуальные взгляды, а техники или приемы, принятые в каждой из школ» [16,c. 54].
Создав монопольные творческиесоюзы (Союз писателей, Союз композиторов, Союз кинематографистов и т.п.),советская власть окончательно институционализировала волчьи нравы российскойтворческой интеллигенции. Отныне, чтобы получить доступ к публике, надо былоили втереться в господствующую в данный момент школу, или, объединившись вкластер с другими обиженными, сковырнуть с руководящих постов зажравшихсямэтров и самим захватить доступ к тиражам, выставкам, ролям и ставкам. В такихусловиях у классической творческой богемы шансы на выживание были не больше,чем у вольной Новгородской республики в структуре Московского государства.
Художники, актеры, литераторы,поэты и ученые, как и все русские, знают, что период нестабильного состояниясистемы управления недолог, и за короткое время надо успеть утвердить себя. Имнекогда дожидаться, пока их научные концепции, их стиль в поэзии и живописизавоюют рынок, а конкуренты вынужденно окажутся на мели. Нет, они с самогоначала должны добиваться перераспределения в свою пользу всех ресурсов.
В системах управления западныхстран перераспределение ресурсов в пользу победителя является результатомконкурентной борьбы, ее итогом. В России же период нестабильного состояниясистемы управления — период «конкуренции администраторов» — заключается в том,что перераспределение ресурсов разворачивается с самого начала, еще до того,как конкуренты получили конечный результат своей деятельности. Уже по первымшагам, по начальным попыткам кластерных ячеек достичь результата системауправления делает вывод о том, кто из конкурентов победитель, а кто аутсайдер,кого финансировать, а кого ликвидировать, кого повышать по должности, а когоувольнять.
«Конкуренция администраторов»,конкуренция по-русски, особенно безжалостна: она уже на ранних стадиях развитиятой или иной отрасли или сферы деятельности показывает свой звериный оскал.Ресурсы перераспределяются гораздо быстрее, чем в ходе классической западнойконкурентной борьбы, поэтому эволюция всех сфер жизни общества на фазенестабильного состояния системы управления идет в России громадными темпами;процессы, в других странах длящиеся десятилетиями, у нас могут занять годы,если не меньше.
Из всех политических партийначала ХХ века большевистская отличалась наибольшей остротой и жесткостьювнутрипартийной борьбы. И именно большевики в конечном счете победили. Внесшиенаибольший вклад в расцвет русского авангарда живописные школы одновременноотличались и наибольшим свинством в отношениях с коллегами (чего стоит одинтолько погром в здании Академии художеств, сопровождавшийся выбрасыванием вокна копий античных скульптур).
Можно провести аналогию сдревними людьми. В отличие от подавляющего большинства высших животных они быликаннибалами [8, c. 16;12, c. 70—71]. Казалось бы, взаимное поедание различнымиплеменами друг друга ослабляло возможности юного человечества противостоятьприроде и расширять свой ареал обитания, силы тратились не только на борьбу сприродой, но и на войну с другими людьми. Однако именно каннибализм на той фазеподхлестнул конкуренцию, ускорил вымирание менее приспособленных племен в пользуболее «продвинутых». Освоившие новые технологии роды и племена не ждали, когдаих конкурентные преимущества реализуются в виде большего урожая (добычи),лучшей выживаемости потомства, более высоких темпов прироста численности и, какследствие, — постепенного расширения границ занимаемого участка. Нет, они сразуже, как только осваивали эти новые технологии и становились сильнее, на корнюсъедали неудачливых конкурентов.
Аналогичным образом, российскаямодель конкуренции — конкуренция администраторов — не требует долгого периодаожидания результатов конкурентной борьбы. Нет необходимости ждать, у какойфирмы будет выше долгосрочная рентабельность, чья продукция захватит большуюдолю рынка, чьи книги разойдутся большим тиражом, на чьи диссертации будут чащессылаться коллеги. Победители будут определены уже на ранних стадияхконкурентной борьбы, и это будут те, кто показал очевидные преимущества спервого шага. А все остальные будут заранее объявлены проигравшими.
Литературные группировки не хотят ждать, когда тиражи их изданийвырастут, а тиражи конкурирующих журналов упадут. Они добиваются либоадминистративного закрытия чужих изданий, либо их захвата.Промышленно-финансовые олигархи не хотят ждать, пока их империи разовьются насобственной основе, за счет накопления прибыли и ее инвестирования всобственный бизнес. Они развязывают лоббистско-политические нефтяные,алюминиевые и прочие войны, добиваясь захвата чужих активов путем прямогоперераспределения собственности, лишь слегка прикрытого псевдорыночными атрибутами.
Когда руководитель «лежачего» предприятия или учреждения пытаетсявстряхнуть застоявшуюся систему, оживить работу, он, как правило, развязывает«конкуренцию администраторов», в ходе которой проводит перераспределениересурсов. «Накоряков придумал весьма оригинальный способ выявления новыхталантов: «Вскоре после того как я стал директором института, я увидел, что всявласть в нем сосредоточена в руках небольшого числа «аксакалов», а молодыеперспективные ребята не имеют практически никаких возможностей для быстрогопродвижения вверх. И тогда я всем объявил: любой молодой сотрудник, которыйвыступит на ученом совете с хорошими идеями и убедит меня в своей правоте, тутже будет назначен завлабом и получит ключ от кабинета» [1, c. 31].
На низовом уровне борьба за доступ к ресурсам приобретает совсемуж экзотические формы. Вспоминает свидетель ударной работы на заводах периодаиндустриализации: «Процветала, как ее называли тогда, обезличка. Станки,инструменты не имели хозяина. Нередко рабочие старались прийти в цех пораньше,чтоб занять выгодное место: «Станки брались с бою. Что захватил, то и твое»[28, c. 130].
Современный пример: я какдиректор завода по персоналу прошу заместителя гендиректора по автоматизациидать подчиненному мне отделу труда и зарплаты еще один компьютер. «Добудь вбою!» — отвечает он, что означает: «Сократи на заводе какое-нибудь рабочееместо, оснащенное ЭВМ, и забери этот компьютер для ОТиЗ». Естественно, имеятакой стимул, работники ОТиЗ наверняка сократят численность чужих подразделений[23].
В этом смысле популярнаярусская поговорка «Бей своих, чтобы чужие боялись» косвенно подтверждает мысльо положительном влиянии «управленческого каннибализма» на темпы развития.
Если в условиях нестабильнойфазы российской системы управления достигается большее воздействие конкуренции,чем в стабильной западной конкурентной среде, то почему же Россия не переводитсвою систему управления в постоянный режим «конкуренции администраторов»?Почему система управления в России не всегда функционирует так, как онаработала при Петре I или Сталине?
Потому что, находясь внестабильном режиме, российская система управления разрушает сама себя. Онаимеет встроенные ограничения, препятствующие чрезмерной продолжительностинестабильной фазы. Хозяйствующие звенья, а также все население странызащищаются от повышенной жесткости системы. Постепенно они вырабатываютмеханизм, обеспечивающий относительную безопасность каждого звена, каждогоруководителя и подчиненного, за счет снижения результативности самой системыуправления. Она на глазах становится мягче, беззубее, постепенно теряетдейственность. Примером может служить «управление в стиле хроническогосогласования», достигшее своего пика при Брежневе.
В периоды нестабильногосостояния системы управления огромные людские жертвы и хищническоеиспользование ресурсов неизбежно приводят к истощению страны и ослаблению еемобилизационных возможностей. И население, и государственный аппарат нуждаютсяв передышке, чтобы «зализать раны», восстановить численность, залатать бреши вэкономике, восстановить упавший уровень потребления. Каждый из периодовгосподства «конкуренции администраторов» характеризуется резким падением уровняжизни и прочими бедствиями.
«В 1520 г. жители Нарвы писалив Ревель: «Вскоре в России никто не возьмется за соху, все бегут в город истановятся купцами — люди, которые 2 года назад носили рыбу на рынок или былимясниками, ветошниками, садовниками, сделались пребогатыми купцами ифинансистами и ворочают тысячами» [11, c. 158]. Это еще до реформ и войн ИванаГрозного. «Альберт Кампенезе писал папе римскому: «Московия весьма богатамонетою, добываемою больше через попечительство государей, нежели черезпосредничество рудников, в которых, впрочем, нет недостатка, ибо ежегоднопривозится туда со всех концов Европы множество денег за товары, не имеющие длямосквитян почти никакой ценности, но стоящие весьма дорого в наших краях» [29,c. 71].
А через полвека, когдапоследствия мобилизационно-аварийной, нестабильной системы управления ИванаГрозного были налицо, по тем же местам проехал Флетчер. «Он обнаружил тампустыню. …В писцовых книгах 1573—78 гг. в станах Московского уезда числится от93 до 96% пустоши. В Бежецкой пятине Новгородской в 1551 г. было всего 6,4%запущенной земли, в 1564 г.— 20,5%, в 1584 г. — 95,3%.
Такое же положение было впромышленности и торговле. В Устюжне население занималось металлообработкой иторговлей. В 1567 г. в Устюжне 40 лавок принадлежало «лучшим», то есть самымбогатым, 40 — «средним» и 44 — «молодшим» людям.
Через 30 лет: при переписи 1597г. в Устюжне не оказалось «лучших» дворов, «средние» не составляли и одногодесятка, зато писцы зарегистрировали 17 пустых дворов и 286 дворовых» [10, c.220].
«Вся страна, по Днепруот Чернигова и по Двине до Старицы, края Новгородский и Ладожский были вконецразорены… потери обратили области Великих Лук, Заволочья, Новгорода и Пскова впустыню, потому что вся молодежь этого края погибла» [6, c. 161].
Жестокие испытания и снижениечисленности населения (несмотря на территориальные приобретения государства) впериод реформ Петра I также запомнились на долгие поколения. «Подати былиувеличены втрое, а население за время царствования Петра уменьшилось на одну пятуючасть. Такова цена петровской модернизации» [27, c. 11]. Ключевский писал:«Петр понимал народную экономию по-своему, — чем больше бить овец, тем большешерсти может дать овечье стадо. На обывателя и крестьянина была устроенагенеральная облава, и можно только недоумевать, откуда только у крестьянбрались деньги для таких платежей.
Коллегия доносила Петру: «Тех подушных денег по окладам собратьсполна никоим образом невозможно, а именно за всеконечной крестьянскойскудостью и за сущей пустотой». Это был как бы посмертный аттестат, выданныйПетру за подушную подать главным финансовым управлением» [13, c. 380].
А кошмары нестабильной первойполовины ХХ века в России общеизвестны. Причем чем резче было усилениепризнаков мобилизационной фазы системы управления (например, в годыиндустриализации и коллективизации), тем сильнее оказывалось падение жизненногоуровня населения. «В течение четырех лет, с 1928 по 1932 год, реальныйзаработок упал в два раза. Потом наблюдалось его некоторое повышение, но достигнутыйк 1928 г. уровень потребления был превзойден только после смерти Сталина» [19,c. 104]. «Цены в стране ползли вверх десятилетиями. Общий уровень их вгосударственной и кооперативной торговле с 1928 по 1940 год… поднялся в шесть слишним раз. …К 1947 году, моменту реформы цен и зарплаты, мы пришли строекратным удорожанием против довоенного. А зарплата выросла лишь на 45,8процента» [17, c. 11]. За шесть лет индустриализации и сплошной коллективизациидемографические потери «составили, считая округленно, по меньшей мере 10—15миллионов человек» [7, c. 50].
Неудивительно, что российскаямодель управления, национальный менталитет и русский образ жизни содержат всебе специальные механизмы, обеспечивающие выход из результативной, носаморазрушительной нестабильной фазы, фазы «конкуренции администраторов». Однии те же люди, одни и те же организации действуют совершенно по-разному взависимости от того, в какой фазе находится система управления, так как встереотипы поведения людей, в культуру управления организаций изначальнозаложено два разных варианта поведения.
Чем различаются два режимасистемы управления? В стабильном, застойном состоянии системы те действия,которые совершают каждое управленческое звено и каждый человек, ведут кконсервации существующего положения дел. Сколько бы ни пытались подстегиватьсистему управления, пребывающую в стабильном состоянии, вся энергия и ресурсы,направленные на улучшение работы, будут трансформированы людьми в действия,направленные на предотвращение каких-либо реальных изменений, на должностные иматериальные интересы начальников и подчиненных в ущерб целям всей системы.
Когда же система переходит внестабильный, аварийный режим работы, то, наоборот, для того чтобы преследоватьсвои интересы, все звенья системы управления вынуждены работать результативно.И при стабильном, и при нестабильном режимах функционирования системыуправления мотивы поведения людей одинаковы. И в том, и в другом случае онипреследуют свои интересы — выжить, преуспеть, разбогатеть. Но действия,направленные на достижение этих целей, совершенно различны. В стабильном,застойном состоянии системы они нацелены на сохранение существующего положениядел, в нестабильном, мобилизационном состоянии — на изменение ситуации длядостижения результата, соответствующего целям всей системы управления.
При стабильном состоянииреформы невозможны. Для достижения серьезного успеха требуется перевестисистему управления в нестабильный режим. Когда же стабильность потеряна, когдани у кого нет уверенности в том, каковы завтра будут задачи и условия работы,поощрения и наказания, удастся ли по-прежнему преследовать свои интересы, а неинтересы предприятия (учреждения, государства в целом), тогда заржавевшиешестеренки управленческого механизма со скрипом начинают работать.
Приметы нестабильности —ужесточение наказаний, ускорение движения кадров, неуверенность каждого,непредсказуемость характера работы — короче, повышенная степень неуверенности,неопределенности во всех вопросах. В таких условиях участникам управленческогопроцесса становится более выгодно и безопасно не противопоставлять своиинтересы целям организации (в широком смысле этого слова), а работать на ихдостижение. Оказавшись в кризисной, нестабильной ситуации, кластерные единицымобилизуют внутренние ресурсы и резко повышают результативность своей работы.«Наибольшая сплоченность персонала и прояснение истинных целей фирмы наступаютв тот момент, когда фирме угрожает смертельная опасность, а менеджеры создаютантикризисный штаб, и организация практически переходит на военное положение»[18, c. 33].
Поскольку российская модельуправления формировалась фактически в военных условиях, то она работаетрезультативно лишь в том случае, если лютость собственного начальствастановится сопоставима с жестокостью внешнего врага. То есть начальство, чтобыдобиться значимого результата, должно было прибегнуть к такому размахурепрессий по отношению к собственным подчиненным, к какому прибегали бы внешниезахватчики. Система реагирует только на лютого врага, и пока начальник таковымне станет, не заработает.
Почему? В силу кластерногохарактера организаций начальство, особенно верховная власть, не имеет реальнойвозможности руководить низовыми подразделениями (общинами, артелями, бригадамии т. п.), так как они живут и действуют по своим законам и обычаям и неподдаются управлению формальными методами. «В отличие от западной team, у насработа в группе плохо структурирована, плохо расписаны обязанности и функциикаждого работника. В России в группу бросили задание, и они там начинают междусобой разбираться» [15, c. 29].
Вышестоящие органы управления не могут обязать подчиненныхдобросовестно и с энтузиазмом трудиться, воевать или изобретать (точнее говоря,формально могут обязать, но без надежды на успех). Зато начальство можетсоздать столь неблагоприятные условия существования для подчиненных, чтонизовые подразделения сами будут вынуждены перестраивать свою деятельность длядостижения результата, заставляя людей менять стереотипы поведения и улучшаятрудовую мораль.
Типичный пример временпослевоенного восстановления приведен в книге воспоминаний Л.И. Брежнева«Возрождение»: «Случай был забавный. Попал к ним чертеж, а на немкатегорическая резолюция: «Аварийно! Сделать сегодня же. Лившиц». Ну,монтажники посмотрели и ужаснулись: по самым жестким нормам работы тут было дняна три. Не обошлось без крепкого слова, однако деваться некуда, навалилисьпо-умному и смонтировали все в тот же день. Тут бежит к ним девушка изконструкторского бюро: «Где чертеж?» Оказалось, резолюция товарища Лившица,начальника энергосектора Гипромеза, относилась вовсе не к монтажникам. Онпросил сделать всего лишь копию чертежа» [5, c. 28—29].
Ключевые слова здесь — «однакодеваться некуда», они объясняют, почему репрессии результативны, — у начальстванет другого способа мобилизовать внутренние ресурсы кластеров, кроме какугрожать наказаниями. Жестокость начальства стала следствием скудостидоступного ему арсенала средств управленческого воздействия. «Именнопротиворечие между возможностью власти и ее амбициями, между реальной силой иамбицией породило жестокость, — писал В.Б. Кобрин, — …надеяться на быстрыерезультаты централизации можно было, только применяя террор» [14, c. 160].
Убежденность не толькоруководителей, но и подчиненных в том, что эффективная власть не может не бытьжестокой, имела место даже после самых кошмарных режимов. «Несмотря на всеужасы опричнины, в русское сознание вошла идея моральной оправданности террора,если последний осуществляется во имя укрепления власти» [9, c. 30]. Воевавшийпротив русской армии на стороне Стефана Батория немец Рейнхольд Гейденштейнудивлялся отношению русских к Ивану Грозному: «Тому, кто занимается историейего царствования, тем более должно казаться удивительным, что при такойжестокости могла существовать такая сильная к нему любовь народа, любовь, струдом приобретаемая прочими государями посредством снисходительности и ласки…»[6, c. 91]. Точно так же общественное мнение оправдывало и Петра I, ибольшевиков, и сталинские репрессии.
Если взглянуть на чередугосударственных деятелей России и Советского Союза, можно легко выделить тех,кто искусственно переводил систему управления в нестабильный режим, развязывалв обществе «конкуренцию администраторов». С другой стороны, можно выделить игруппу тех деятелей, великих князей, царей или генеральных секретарей, которыеприменяли противоположный подход, стремились реформировать странуцивилизованными методами, создать нормальный, немобилизационный, конкурентный взападном понимании управленческий механизм, без всякой азиатчины.
Среди последних,«либералов-цивилизаторов», были достойные и способные руководители — такие, какАлександр II или М.С. Горбачев; были не только талантливые, но и удачливыеадминистраторы, такие как Александр I («…нечаянно пригретый славой» — именно оего «везучести»). Их усилия, по большей части, ни к чему не приводили.Александр I, у которого все вроде бы получалось, пестовал ростки будущегогражданского общества, наблюдал за тайными обществами будущих декабристов, неразгоняя их и видя в них будущую конструктивную оппозицию. Он оставил послесебя государство, где уже не могло быть места бироновщине и дворцовымпереворотам. Но стоило ему умереть, и движение страны к гражданскому обществунадолго приостановилось.
И у других правителей,разделявших те же подходы, все рушилось, как только они ступали налиберально-цивилизаторский путь, пытались стабилизировать систему управления иввести нормальные, предсказуемые правила игры. Эти люди, к глубокому сожалению,были неорганичны своей среде. И как бы ни были изощренны их методы, как быграмотно ни вели они свою политику, как бы тонко ни маневрировали всоциально-политическом плане, все равно возводимое ими здание либеральныхреформ было построено на песке. Малейшая неудача, несчастливое стечениеобстоятельств — и все возвращалось на круги своя.
Если же мы посмотрим на другойполюс управленческой элиты, то увидим тех деятелей, кто применял экстремальные,азиатские методы, использовал нестабильность и поощрял жуткую «конкуренциюадминистраторов», применяя кровавые репрессивные методы. Далеко не все из нихбыли способными руководителями, чаще всего их действия были бессистемны и непродуманны.Среди них были люди с психическими отклонениями (Петр I, Павел I, Сталин) ипросто не вполне вменяемые личности, как Иван Грозный. Были среди нихоткровенно неудачливые люди, как Василий Темный или тот же Иван Грозный (нельзяне признать — ему сильно не везло в жизни).
Тем не менее, несмотря на своимногочисленные ошибки и неудачи, у них, как правило, получалось то, что онихотели сделать. Эти правители оставили глубокий след в истории страны.Нестабильным периодам русской истории и их государственным деятелям посвященанепропорционально большая доля научных исследований и популярных публикаций.«Очевидно, в такой историографической несправедливости есть свои глубокиепричины: общество чувствует переломный характер этих эпох, их особое значение вего, общества, формировании…», — пишет по данному поводу И. Смирнов [25, c.31].
Созданная в нестабильныепериоды система, какой бы чудовищной она ни была, долго сохранялась послесмерти верховных «руководителей-аварийщиков». У тех, кто тащил Россию в Азию, всеполучалось, а у тех, кто тащил в Европу, все постоянно срывалось. Почему?Потому что действия тех, кто использовал аварийные, мобилизационные методы,соответствовали русской системе управления. Эти руководители искусственносоздавали нестабильную ситуацию, после чего система управления «признавала» ихи работала в заданном ими направлении. Они были органичны нашей национальнойсистеме управления.
Поэтому созданные вмобилизационном, нестабильном режиме управленческие структуры и механизмыотличались завидным долголетием. Административная система Ивана Грозного, воснову которой впервые был положен «территориально-отраслевой» принцип(«приказы» по регионам и сферам деятельности), была заменена лишь следующейволной реформ, проведенных в условиях нестабильности, — при Петре I. «Времяпоказало удивительную жизнеспособность многих институтов, созданных Петром.Коллегии просуществовали до 1802 года, то есть 80 лет, подушная системаналогообложения, введенная в 1724 г., была отменена лишь в 1887 году — 163 годаспустя. Последний рекрутский набор состоялся в 1874 году. Синодальноеуправление русской православной церковью оставалось неизменным почти 200 лет, с1721 по 1918 год, правительствующий Сенат был ликвидирован лишь в декабре 1917г., спустя 206 лет после образования» [2, c. 20].
Что же касается преобразований,проведенных большевиками, то даже произошедшая в последние годы коренная сменаобщественного строя не смогла глубоко видоизменить не только глубинныххарактеристик нашего общества и государства, но даже внешних форм, в которыхпроявляются основные управленческие структуры и механизмы.
Литература
- Аганесян Т., Чернаков А. Акулы академического бизнеса // Эксперт. — 2000. — № 16. — С. 31—25.
- Анисимов Е. Царь-реформатор // Петр Великий. Воспоминания, дневниковые записи. — М.: Наука, 1993. — 447 с.
- Байбаков Н.К. Сталин дал приказ…// Труд. — 1996. — 23 февраля.
- Бескровный Л.Г. Русская армия и флот в XVIII веке. — М.: Воениздат, 1958. — 645 с.
- Брежнев Л.И. Возрождение. — Л.: Лениздат, 1981. — 151 с.
- Виппер Р.Ю. Иван Грозный. — М.—Л.: Изд-во Акад. наук СССР, 1944. — 158 с.
- Гордон Л., Клопов Э. Тридцатые-сороковые // Знание — сила,1988.— № 3. — С. 1—7. — С. 50.
- Гумилев Л.Н. Конец и вновь начало. — М.: Айрис-пресс, 2000. — 541 с.
- Елеонская А.С. Русская публицистика второй половины XVIII века. — М.: Наука, 1978. — 271 с.
- Заозерская Е.И. У истоков крупного производства в русской промышленности XVI—XVIII вв. — М.:Наука, 1970. — 476 с.
- Зимин А. Реформы Ивана Грозного. Очерки социально-экономической и политической истории России середины XVI века. — М.: Соцэкгиз, 1960. — 511 с.
- История первобытного общества. Общие вопросы,проблемы антропосоциогенеза / Под ред. Ю.В. Бромлея, А.И. Першица, Ю.И. Семенова. — М.: Наука, 1983. — 430 с.
- Ключевский В.О. Собр. соч.: В 8 т. — 1957. Курс русской истории. Т. 3.
- Кобрин В.Б. Власть и собственность в средневековой Руси XV—XVII вв. — М.: Мысль, 1985. — 297 с.
- Краснова В. «Прививка элементов западной культуры не избавит российский менеджмент от его родимых пятен»: Беседа с А. Наумовым // Эксперт. — 1995. — № 10. — С. 26—31.
- Ларичев Е. Безвременно пришедшие // Эксперт. — 2000. — № 28. — С. 54.
- Левиков А. Пресс-конференция не для печати // Литературная газета. —16 декабря 1987 г. — № 51. — С. 11.
- Медовников Д., Савеленок Е. Архитекторы смысла // Эксперт. — 2000. — № 39. — С. 31—35.
- Мерль С. Экономическая система и уровень жизни в дореволюционной России и СССР: ожидание и реальность // Отечественная история. — 1998. — № 1. — С. 97—118.
- Осташко Т.Н. Власть и интеллигенция: динамика взаимоотношений на рубеже 1920—30-х гг. //Гуманитарные науки в Сибири. — 1998. — № 2. — С.19—24.
- Панков В. На мысе столетий // Родина. — 1996. — № 11. — С. 70—75.
- Прохоров А.П., Диунова Е.В. Верхневолжскшина: инструкция по выживанию. — Ярославль: Изд-во «Александр Рутман», 1999. — 192 с.
- Прохоров А.П. «Русская модель управления». — М.: ЗАО «Журнал Эксперт», 2002. — 376 с.
- Русская военная история в занимательных и поучительных примерах. — М.: Книжная палата, 1996 — 416 с.
- Смирнов И. О землях суд // Знание — сила. — 1986. — № 8. — С. 31—32.
- Толстой Л.Н. Николай Палкин // Собр соч.: В 22 тт. Т. 17. — М.: Художественная литература, 1984. — 911 с.
- Хорос В. Разомкнутый треугольник // Знание-сила. — 1990. — № 1. — С. 10—17.
- Хлевнюк О.В. Хозрасчетные бригады в начале 1930-хх гг. // Вопросы истории. — 1989. — № 12. — С. 124—133.
- Янов А. Происхождение автократии // Диалог. — 1991. — № 10. — С. 68—80.
|
